Вы, панды! Я настолько уже ваш преданный фанат, что предпочел рисунок душу. Вот так.
Мимими, надеюсь, что вам понравится)

Хоть для чего-то пригодились сангина и соус.

@темы: ♥, панды, пч-хи, руднева рисует

---

превосходно xD

1) Дост – олененок Бэмби, он хрупок, пуглив и убегает от больших сильных людей, если на него не то что замахнуться палкой, а даже просто протянуть руку.
2) Виноват всегда Дост. Всегда. Везде. Особенно там, где его вообще не было – если бы он был, он бы Мог Предотвратить И Спасти.
3) Не одобрять Доста нельзя – он впадает в тревожность, депрессию, болеет мигренью и у него судорожно дергается нога.
4) Хвалить Доста бесполезно – с его самооценкой никакое социальное одобрение не поможет, он все равно слишком плохой для нашего мира.
5) Дост – патологически стадное животное и никогда не сделает что-то, что общество не одобрило.
6) Ему часто снятся кошмары о том, как он Сделал Что-то Неподобающее.
7) Дост мыслит о смерти (слава богу, не одни Бали этим занимаются), о духовности, нравственности и о Боге. Достов-атеистов нет.
8) Во время мыслей его язык во рту шевелится. (с)
9) Досты – ходячие уравновешиватели эмоций, они только и занимаются тем, что делают всем вокруг пушисто, тепло и пур-пур-пур.
10) Потому что, цитирую: скандалят Досты дома (с)
11) С Достом вообще невозможно поговорить о чем-то серьезном и личном, только пур-пур и нравственность.
12) Дост хронически слезлив и нуждается в психотерапии с рождения. И промышленной упаковке носовых платочков.
13) Дост прилипчив и привязчив. Полюбит – будет ходить за вами и плакать, думая о судьбе и шевеля языком во рту, скрипя подагрическими суставами и жалуясь на мигрени.

---

когда все сегодня писали ДСВ, я не понимаю, почему в "ДВ" вставили букву С :D

Эмн, ун только я могла упасть, когда до дома осталось ПЯТЬ МЕТРОВ
Приехала домой, мне налили вино и я нашел свою ковбойскую шляпу. Мимими.
*скачет на таком обычном коричневом коне*
Извините, я тепреь буду почти всегда говорить квн-новскими фразочками.)


Бгг, сидеть с Ильей на рисунке и вообще - вечер лулзов. Госссподи, дай мне только силы. Ринат ТАК красиво рисует, нно.. у него очень плохо с черчением. Это радует х)

Осталось немного перевести по английскому, отбетить и разобраться с докладом по литре, подписать "Самое-самое" по Африк еи залезть в викию, чтоб подготовиться.
Что ищщоо, а. Я нашел свое второе отп! ОТП! Правда, конечно, Владида - сирдцасирдца и эти дни я никогда не забуду, нно Деколя же! *фангерлит*
Эгоцентрик Дениска и вечный везунчик Коля. мимими.
*умер*


Кстате, сегодня же дсв.
Я никого не поздравлял, а если и поздравлял - то в ответку и на словах.

ННО! ГЛИФАНДОМ! Фандом из всех фандомов! Спасибо, что сделали мне этот год (без двух недель). Я вас всех очень люблю и, действительно, всегда буду гликом. какой бы там пейринг меня не торкал, я все равно люблю своих мальчиков. мальчиков, которые уже ен просто герои, а там сплошное рпс.
Вы замечательные!
Отдельно люблю вместе взятых клэйнеров (и по отдельности некоторых). Люблю некоторых пиратов и вообще.
У МЕНЯ ЖЕ ТЕПЕРЬ ЕСТЬ РОДИТЕЛИ, О КОТОРЫХ ТОЛЬКО И МЕЧТАТЬ Х)
Нет, конечно, отетс Вулфи - самый лучший вирт. отец, которого только можно пожелать, нно
Лися, Рэбушек, я вас люблю вообще выше крыши т____т

@темы: Glee, ♥, айлавзисфандом, Тед Моусби, архитектор, архи-курсы, дасики

---

что значит Художник

какой-то сериал мама сейчас смотрит по тв, а там про девочку-художника, поступающую в училище и парня-художника, который к ней переехал
черти, это уже так родным кажется)
и сцена, где он ходит по кухне, собирая натюрморт: я что, так же выгляжу? с маниакальным взглядом, азартом, спешкой..? бгг, а что, мне нравится


-ну и вот, завтра начинаем
-а, может, сегодня?
-ну.. сегодня? отлично. только учти, что с этого момента ты - художник. у художника все не так: настроенеи зависит от природы, для семьи он - полная катачстрофа и... быть Художником - быть всегда в одиночестве.

папа сразу так странно на меня посмотрел, нно правда же.
все-все.

---

And God said, "Let there be Klaroline"

@темы: ♥, TVD, омг,омг, оно движется, klaroline

---

а ведь был бы вырублен комп - я бы ничего не написала))
сейчас посмотрела таки этот гадский перевод и потрясающий фильм

я, наконец-то, понимаю то самое счастье Бэйби в конце. все восхищаются мужчиной, но знают, что он недоступен
что он принадлежит всем сердцем и душой лишь ей.
девушке-студентке, стоящей на сцене и улыбающейся

это самое лучше, что когда-либо было в моей жизни.
и всегда таковым и останется

@темы: ♥, фильмы, омг,омг, оно движется

---

дабы не потерять^^

06.01.2012 в 00:07

Пишет  Кленовый Лис.:

1445. Omg
А я ведь прошла на тумблере по тегу "kurtofsky", после того как Хаус сказал мне про "рисунок с надписью".

Aaawww, Ли!
короче все, решено: мы тебя усыновляем

---

а то там сносить собираются Оо

@темы: ♥, Шерлок BBC

---

медленно-медленно.

я его сделал! Сделал арт на фест! Спустя.. очень много времени, но сделал же!
А теперь пойду дальше разбираться в природе у Шолохова и зачитываться про Эпоху возрождения.
или нет.






p.s. есть еще две заявки (одна на бумаге сделана, вторая уже отсканирована)
когда же я до них доберусь

запись создана: 01.02.2012 в 13:16

@темы: арт, ♥, Шерлок BBC

---

я стал читать Геймана еще до того, ка кэто стало мейнстримом!
как-то это даже радует. что не ты за толпой, а толпа идет за тобой.
я открыл в себе отголоски Геймана, когда еще лишь увидел обложку к "Истории с кладбищем". И уже тогда знал, что это - мое. Родное, трогающее за руки, переплетающее волосы в косы и открывающее глаза на новое, старое, вечное.
Каждый рассказ Геймана меняет меня. Делает мою многогранную личность еще более разносторонней. Я хочу выходить в поле и кричать о своей любви к этому человеку. я хочу хоть раз в жизни приехать в Англию и посмотреть в глаза, поиграть с его кошками и увидеть рукописи.
Господи, все так хорошо. И ему не нужны никакие дополнительные фанфкшны. Это Оригинальный Мир.



------
А мороз не дает никому шансов, подхватывает под руки, раздувает летящие по ветру шарфы и щекочет нос. Захватывает дух, вызывает дрожь и огромное желание остановиться потому, что в движении еще холоднее.

@темы: Гейман

---

Алешкино сердце.

Два лета подряд засуха дочерна вылизывала мужицкие поля. Два лета
подряд жестокий восточный ветер дул с киргизских степей, трепал порыжелые
космы хлебов и сушил устремленные на высохшую степь глаза мужиков и скупые,
колючие мужицкие слезы. Следом шагал голод. Алешка представлял себе его
большущим безглазым человеком: идет он бездорожно, шарит руками по поселкам,
хуторам, станицам, душит людей и вот-вот черствыми пальцами насмерть стиснет
Алешкино сердце.
У Алешки большой, обвислый живот, ноги пухлые... Тронет пальцем
голубовато-багровую икру, сначала образуется белая ямка, а потом
медленно-медленно над ямкой волдыриками пухнет кожа, и то место, где тронул
пальцем, долго наливается землянистой кровью.
Уши Алешки, нос, скулы, подбородок туго, до отказа, обтянуты кожей, а
кожа - как сохлая вишневая кора. Глаза упали так глубоко внутрь, что кажутся
пустыми впадинами. Алешке четырнадцать лет. Не видит хлеба Алешка пятый
месяц. Алешка пухнет с голоду.
Ранним утром, когда цветущие сибирьки рассыпают у плетней медвяный и
приторный запах, когда пчелы нетрезво качаются на их желтых цветках, а утро,
сполоснутое росою, звенит прозрачной тишиной, Алешка, раскачиваясь от ветра,
добрел до канавы, стоная, долго перелазил через нее и сел возле плетня,
припотевшего от росы. От радости сладко кружилась Алешкина голова, тосковало
под ложечкой. Потому кружилась радостно голова, что рядом с Алешкиными
голубыми и неподвижными ногами лежал еще теплый трупик жеребенка.
На сносях была соседская кобыла. Недоглядели хозяева, и на прогоне
пузатую кобылу пырнул под живот крутыми рогами хуторской бугай,- скинула
кобыла. Тепленький, парной от крови, лежит у плетня жеребенок; рядом Алешка
сидит, упираясь в землю суставчатыми ладонями, и смеется, смеется.
Попробовал Алешка всего поднять, не под силу. Вернулся домой, взял нож.
Пока дошел до плетня, а на том месте, где жеребенок лежал, собаки
склубились, дерутся и тянут по пыльной земле розоватое мясо. Из Алешкиного
перекошенного рта: "А-а-а..." Спотыкаясь, размахивая ножом, побежал на
собак. Собрал в кучу все до последней тоненькой кишочки, половинами
перетаскал домой.
К вечеру, объевшись волокнистого мяса, умерла Алешкина сестренка -
младшая, черноглазая.
Мать на земляном полу долго лежала вниз лицом, потом встала,
повернулась к Алешке, шевеля пепельными губами:
- Бери за ноги...
Взяли. Алешка - за ноги, мать - за курчавую головку, отнесли за сад в
канаву, слегка прикидали землей.
На другой день соседский парнишка повстречал Алешку, ползущего по
проулку, сказал, ковыряя в носу и глядя в сторону:
- Леш, а у нас кобыла жеребенка скинула, и собаки его слопали!..
Алешка, прислонясь к воротам, молчал.
- А Нюратку вашу из канавы тоже отрыли собаки и середку у ей выжрали...
Алешка повернулся и пошел молча и не оглядываясь.
Парнишка, чикиляя на одной ноге, кричал ему вслед:
- Маманька наша бает, какие без попа и не на кладбище закопанные, этих
черти будут в аду драть!.. Слышь, Лешка?

x x x



Неделя прошла. У Алешки гноились десны. По утрам, когда от тошного
голода грыз он смолистую кору караича, зубы во рту у него качались, плясали,
а горло тискали судороги.
Мать, лежавшая третьи сутки не вставая, шелестела Алешке:
- Леня... пошел бы... молочаю в саду надергал...
Ноги у Алешки - как былки, оглядел их подозрительно и лег на спину, от
боли, резавшей губы, длинно растягивал слова:
- Я, маманька, не дойду... Меня ветер валяет...

На этот же день Полька, старшая сестра Алешки, доглядела, когда богатая
соседка, Макарчиха по прозвищу, ушла за речку полоть огород, проводила
глазами желтый платок, мелькавший по садам, и через окно влезла к ней в
хату. Подставив скамью, забралась в печку, из чугуна через край пила постные
щи, пальцами вылавливала картошку. Убитая едой, уснула, как лежала,- голова
в печке, а ноги на скамье. К обеду вернулась Макарчиха - баба ядреная и
злая. Увидела Польку, взвизгнула, одной рукой вцепилась в спутанные
волосенки, а другой - зажав в кулаке железный утюг, молча била ее по голове,
лицу, по гулкой иссохшей груди.
Из своего двора видал Алешка, как Макарчиха, озираясь, стянула Польку с
крыльца за ноги. Подол Полькиной юбчонки задрался выше головы, а волосы
мели по двору пыль и стлали по земле кровянистую стежку.
Сквозь решетчатый переплет плетня глядел, не мор- гая, Алешка, как
Макарчиха кинула Польку в давниш- ний обвалившийся колодец и торопливо
прикинула землей.

x x x



Ночью в саду пахнет земляной сыростью, крапивным цветом и дурманным
запахом собачьей бесилы. Вдоль обветшалой огорожи лопухи караулят дорожку
бессменно. Ночью вышел Алешка в сад, долго глядел на Макарчихин двор, на
слюдяные оконца, на лунные брызги, окропившие лохматую листву садов, и тихо
побрел к воротам Макарчихиного двора. Под амбаром загремел цепью и забрехал
привязанный кобель.
- Цыц!.. Серко... Серко...- Стягивая губы, Алешка посвистал
заискивающе, и кобель смолк.
В калитку не пошел Алешка, перелез через плетень и ощупью, ползком
добрался до погреба, накрытого бурьяном и ветками. Прислушиваясь, звякнул
цепкой. Не заперт погреб. Крышку приподнял, ежась спустился по лестнице.
Не видал Алешка, как из стряпки выскочила Макарчиха. Подбирая рубаху,
прыжками добежала до повозки, стоявшей посреди двора, выдернула шкворень и -
к погребу. Свесила вниз распатлаченную голову, а Алешка закрыл помутневшие
глаза и, прислушиваясь к ударам тарахтящего сердца, не передыхая пил из кув-
шина молоко.
- Ах ты, хвитинов в твою дыхало? Ты что же это делаешь, сукин сын?..
Разом отяжелевший кувшин скользнул из захолодавших Алешкиных пальцев и
разлетелся вдребезги, стукнувшись о край лестницы.
Комом упала Макарчиха в погреб...

x x x



Легко подняла Алешку за плечи, молча, с плотно сжатыми губами, вышла на
проулок, прошла под плетнем до речки и бросила вялое тело на ил, около воды.
На другой день - праздник троица. У Макарчихи пол усыпан чабрецом и
богородицыной травкой. С утра выдоила корову, прогнала ее в табун, шальку
достала праздничную, цветастую, в разводах, покрылась и пошла к Алешкиной
матери. Двери в сенцы распахнуты, из неметеной горницы духом падальным
несет. Вошла. Алешкина мать на кровати лежит, ноги поджала, и рукою от света
прикрыты глаза. На закоптелый образ перекрестилась Макарчиха истово.
- Здорово живешь, Анисимовна!
Тишина. У Анисимовны рот раззявлен криво, мухи пятнают щеки и глухо
жужжат во рту. Макарчиха шагнула к кровати.

- Долго пануешь, милая... А я, признаться, зашла узнать, не будешь ли
ты продавать свою хату? Сама знаешь - девка у меня на выданье, хотела зятя
принять... Да ты спишь, что ли?
Тронула руку - и обожглась колючим холодком. Ахнула, кинулась от
мертвой бежать, а в дверях Алешка стоит - белей мела. За косяк дверной
цепляется, в крови весь, в иле речном.
- А я живой, тетя... не убивай меня... я не буду!

x x x



Перед сумерками через улицы, увешанные кудрявыми коврами пыли, через
площадь, мимо отерханной церковной ограды, тенью шел Алешка. Возле школы,
под нахмуренными акациями, повстречал попа. Шел из церкви тот, сгорбатившись
нес в мешке пироги и солонину. Алешка, кривя губы, прохрипел:
- Христа ради...
- Бог подаст!..- И зашагал мимо, сутулясь, путаясь в полах подрясника.
Возле речки в кирпичных сараях и амбарах - хлеб. Во дворе дом, жестью
крытый. Заготовительная контора Донпродкома э 32. Под навесом сарая -
полевая кухня, две патронные двуколки, а у амбаров - шаги и нечищеные жала
штыков. Охрана.
Выждал Алешка, пока повернется спиною часовой, и юркнул под амбар
(доглядел еще поутру, что из щелей струею желтой сочится хлеб). Брал в
пригоршню жесткое зерно, жевал жадно. Опамятовался от голоса сзади:
- Это кто тут?
- Я...
- Кто ты?
- Алешка...
- Ну, вылазь!..
Поднялся на ноги Алешка, глаза зажмурил, ждал удара, ладонями закрывая
лицо. Стояли долго... Потом голос добродушно буркнул:
- Пойдем ко мне, Алешка! У меня есть пшеница пареная.
Успел доглядеть Алешка на горбатом носу очкя тусклые и улыбку, совсем
не сердитую. Очкастый зашагал, отмеряя длинными ногами, как ходулями, а
Алешка за ним поспешил, спотыкаясь и падая на руки. В заготконторе вторая
дверь по коридору направо с надписью:
"Помещается политком Синицын!"
Вошли. Очкастый зажег жирник, сел на табурет, широко разбросав ноги, а
Алешке под нос потихонечку сунул горшок с пареной пшеницей и в полбутылке
подсолнечное масло. Глядел, как двигались Алешкины скулы и на щеках его
вспухали и бегали желваки. Потом встал и взял горшок. Алешка уцепился
бородавчатыми пальцами за края. Всхлипнул, тряся головой.
- Жалко тебе, жадюга?!
- Не жалко, дурья твоя голова, а облопаешься, издохнешь!

x x x



На другой день во двор заготконторы с рассветом пришел Алешка. Сидел на
поломанных порожках, ляская зубами, и до восхода солнца ждал, пока скрипнет
дверь с надписью "Помещается политком Синицын!" и на пороге покажется
очкастый.
Солнце перевалило через кирпичные сараи, когда встал очкастый. Вышел он
на крыльцо и носом закрутил.
- От тебя воняет, Алешка?
- Я исть хочу...- буркнул Алешка и глянул на очки снизу вверх.
- Сейчас мы сварим каши, но... от тебя, Алеша Попович, все-таки воняет.
Алешка сказал просто и деловито:
- Меня Макарчиха убивала, а теперь жарко, и в голове черви завелись...
Очкастый побледнел и переспросил:
- У тебя черви?
- В голове!.. Грызут дюже...
Алешка снял с головы перепревший от крови пук конопли, а очкастый
заглянул в круглую гноящуюся рану на Алешкиной голове. Увидел, как из
сукровицы острые головки кажут белые черви, и застонал, через крыльцо
перегнувшись.
Алешка осмелел и сказал;
- Ты вот чего... ты мне их повыковыряй палочкой, а в дыру керосину
налей... Подохнут черви с керосину-то?
Очкастый заостренной палочкой выковыривал из раны склизких червяков, а
Алешка скулил и перебирал ногами. С этих пор и установилась промеж них
дружба. Каждый день приползал в заготконтору Алешка, жрал толокно из чашки,
хлебал масло, ел много и жадно и всегда беспокойно ощущал на себе
пытливо-ласковый взгляд.

x x x



За прогоном, за зеленой стеной шуршащих будыльев кукурузы отцвело жито.
Колос вспух и налился ядреным молочным зерном. Каждый день мимо хлебов гонял
Алешка в степь пасти заготконторских лошадей. Не треножа, пускал их по
полынистым отножинам, по ковылю, седому и вихрастому, а сам заходил в хлеб.
Рослые стебли жита радушно жались, давали место, и Алешка ложился
осторожненько, стараясь не толочь хлеб. Лежа на спине, растирал в ладонях
колос и ел до тошноты зерно, мягкое и пахучее, налитое незатвердевшим белым
молоком.
Как-то пригнал Алешка лошадей в степь. Долго бочился, захаживал вокруг
норовистой и брыкучей кобыленки, хотел репьи выбрать из гривы и счистить с
кожи присохшую коросту. Щерила почернелые зубы кобыла, норовила куснуть или
накинуть задом. Алеша изловчился-таки - цап ее за хвост, а тут сзади голос:
- Эй, Алешка!.. Будя тебе лодырничать. Наймайся ко мне в помочь?! Буду
держать за харч, ну, обувку там какую справлю.
Выпустил Алешка кобылий хвост, оглянулся. Стоит неподалеку хуторской
богатей Иван Алексеев, смотрит на Алешку улыбчиво.
- Пойдешь в работники, сказывай? Харч у меня, как полагается,
настоященский... Молочишко есть и все такое прочее...
Не подумал Алешка, обрадовался работе и хлебу, иапрямки брякнул:
- Пойду, Иван Алексеев.
- Ну, являйся с пожитками к вечеру! - И пошел Иван Алексеев, мелькая
слинявшей рубахой по кукурузе.
Голому одеться - только подпоясаться. Ни роду у Алешки, ни племени.
Именья - одни каменья, а хату и подворье еще до смерти мать пораспродала
соседям: хату - за девять пригоршней муки, базы - за пшено, леваду Макарчиха
купила за корчажку молока. Только и добра у Алешки - зипун отцовский да
материны валенки приношенные. Табун пришел с попаса, а Алешка к Ивану
Алексееву во двор. Возле стряпки расстелила хозяйка рядно, сели семейно на
земле, вечеряют. В ноздри Алешке так и ширнуло духом вареной баранины.
Проглотил слюну, стал около, картузишко комкая, а в мыслях: "Хучь бы
посадила вечерять хозяйка..." Не тут-то было. Рвет и мечет баба, чугунами
гремит:
- Ишо дармоеда привел! Он слопает больше, чем наработает. Провожай его,
Алексеевич, с богом! Не нужен по теперешним временам!
- Молчи, баба! Есть две отвертки - знай посапливай! - Это сам Иван
Алексеев, бороду рукавом вытирая.
На том разговор и кончился.
Не впервой Алешке работать. В отца пошел - въедливый на работу, с семи
лет погонычем был, хвосты быкам накручивал.
Дня три пожил - освоился, на мельницу с хозяйской снохой съездил, на
покосе сено копнил. Ночевать устроился под навесом сарая. В первую же ночь
пришел под навес хозяин, сказал, вонюче отрыгивая луком:
- Ежели ты, сучье вымя, затеешься тут курить, го- лову саморучно с
вязов сверну! Чтоб ни-ни!
- Я, дяденька, не займаюсь.
- Ну, гляди!..
Ушел, а Алешке не спится. И на вторую ночь - тоже. От работы полевой
гудут ноги и pуки, в спине кол болячкой растопырился и сон нейдет. На третий
день - спозаранку - прибежал в контору. Очкастый умывался на крыльце, кряхтя
и фыркая.
- Ты где запропал, Алексей?
- В работники нанялся.
- К кому?
- К Ивану Алексееву, на краю живет.
- Ну, браток, надбеги вечерком. Потолкуем насчет этого.
Вечером напоил Алешка скотину, пришел в контору. Очкастый в книгах
копается.
- Ты грамоте знаешь, Алексей?
- В приходском учился. Себя расписываю.
- Пойдем со мною!
Пошли по коридору. В конце на дверях мелом написано - раскумекал
Алешка: "Клуб РКСМ". Чудно и непонятно. Вошел очкастый, Алешка, робея,-
следом. В комнатушке портреты, флаг красный, слинявший, и ребята кое-какие,
знакомые. Книжку читают вслух, покосились на скрип двери и опять слегли над
столом, слушают. Прислушался и Алешка. Читали о том, как должны нанимать
хозяева работников, и еще про многое разное читали. Пришел Алешка из клуба в
полночь. Долго ворочался на рваной дерюжке. До самой зари настырно
заглядывал ему в глаза кособокий месяц.

x x x



Говорил Алешке Иван Алексеев:
- Ты смотри у меня, сукин сын, чтоб работа горела у тебя в руках!..
Чуть замечу, что раззяву ловишь,в один момент сгоню со двора!.. Иди, издыхай
на улице!..
Алешка и на покос, и на молотьбу, и скотину убирает, а Иван Алексеев
руки за махровитый кушачок засунет, знай похаживает с ухмылочкой по двору.
Подозвал его сосед как-то в праздник:
- Здорово живешь, Иван Алексеев!
- Слава богу.
- Совесть-то всю растерял?
- Что такое?
- А то, что не дело ты строишь... Лешка у тебя ровно лошадюка
ворочает... Надорвешь парнишку. Греха на душу возьмешь!..
- Смотрел бы ты, сосед, за своим добром, на чужой баз глаза нечего
пучить, а в обчем, убирайся под разэтакую мать!.. - Повернулся к соседу
спиною, зашагал степенно и враскачку, а за угол сарая завернул - бороду
зажал промеж зубов ядреных и желтых, выругался матерно и злобу глухую на
соседа до поры до времени припрятал на самое донышко своего нутра.
С той поры мстил безлошадному бедняку соседу: загонял коровенку со
своего жнивья, держал ее привязанной и некормленой по двое суток, а на
Алешку еще больше работы навалил и за каждую пустяковину бил дурным боем.
Пожаловаться хотел Алешка очкастому, но боялся, что, узнав, прогонит
его Иван Алексеев. Молчал. Ночами, короткими и душными, под навесом сарая
мочил подушку горечью слез, а вечерами всегда, как только пригонял с водопоя
скотину, через гумно, крадучись и припадая к плетням, бежал в клуб. Каждый
день встречался с очкастым. Улыбался тот, глядя на Алешку поверх тусклых
очков, и по спине похлопывал. В воскресенье пришел Алешка в клуб засветло. В
комнатушке народу густо, у всех винтовки, а у очкастого на поясе кобура с
ремнем витым и блестящая штука, на бутылку похожая.
Увидал Алешку, подошел, улыбаясь.
- Банда в наш округ вступила, Алексей. Как только займут станицу - ты к
нам, клуб защищать!
Хотел расспросить Алешка, как и что, но больно народу много, не посмел.
На другой день утром маслом косилочным смазывал Алешка косилку. Глянул к
стряпке - из дверей хозяин идет. Захолонуло у Алешки в середке: брови у
хозяина настобурченные, идет и бороду дергает. Как будто и неуправки нет ни
в чем, а побаивается хозяина Алешка, больно уж лют он на расправу. Подошел к
косилке:
- Ты где бываешь ночьми, гаденыш?
Молчит Алешка. Банка с маслом косилочным в паль- цах у него
подрагивает.
- Где бываешь, говорю?!
- В клубе... ,
- А-а-а... в клубе? А этого ты не пробовал, так твою мать?!
Кулак у хозяина весь желтой щетиной порос и тяжел, как гиря. Стукнул
Алешку по затылку, а у того в ноги подвернулись, упал грудью на косилочные
крылья, из глаз, словно просяная рушка, искры посыпались.
- Малость отвыкнешь шляться!.. А нет, так убирайся со двора к чертовой
матери, чтоб и духом твоим не воняло тут! - Запрягая в косилку коней, гремел
хозяин: - Христа ради взял его, а он будет с сукиными сынами якшаться, а
опосля придет другая власть и будут за тебя, за гада, турсучить!.. Ну,
только направься туда, я тебе вложу памятку!..
У Алешки зубы редкие и большие, и сердце у Алешки простецкое, сроду ни
на кого не серчал. Бывало, говорила ему мать:
- Ох, Ленька, пропадешь ты, коли помру я. Цыпляты тебя навозом
загребут! И в кого ты такой уродился? Отца твово через его ухватку и
устукали на шахтах... Кажной дыре был гвоздь... А тебя сейчас ребятишки
клюют, а посля и вовсе из битых не вылезешь...
Доброе Алешкино сердце, ему ли на хозяина злобиться, коли тот кусок ему
дал? Встал Алешка, передохнул малость, а хозяин опять присучивается бить -
за то, что, когда упал на косилку, масло разлил. Коекак вечера дождался
Алешка, лег под дерюгу и голову подушкой накрыл...
Проснулся Алешка перед зарею. По проулку зацокали лошадиные копыта и,
смолкли у ворот. Звякнуло кольцо у калитки. Шаги и стук в окно.
- Хозяин!.. - тихо так, вполголоса.
Прислушался Алешка: рыпнула дверь, на крыльцо вышел Иван Алексеев.
Долго и глухо гутарили промеж себя.
- Лошадей бы трошки подкормить...- доплыло до сарая.
Алешка приподнял голову, увидал, как двое в шинелях ввели во двор
оседланных лошадей и привязали к крыльцу. Хозяин с одним из них направился к
гумну.
Проходя мимо сарая, заглянул под навес, спросил поти- хоньку:
- Ты спишь, Алешка?
Притаился Алексей, носом пустил сдержанный храп, а сам прислушался,
приподымая голову.
- Парнишка живет у меня... Ненадежный...
Минут через пять скрипнула гуменная калитка, хозяин пронес беремя сена;
следом шел чужой, звякая шашкой и путаясь в полах шинели. Голос услыхал
Алешка сипло-придушенный:
- Пулеметы есть у них?
- Откедова!.. Два взвода красных стоит во дворе конторы... И все... Ну,
там политком еще, весовщики...
- Завтра в полночь приедем на гости... в Казенном лесу все...
Перережем, ежели врасплох...
Около крыльца заржала лошадь, второй в шинели крикнул злобно:
- Тю, проклятая!..
Звук удара и топот танцующих копыт.
Перед рассветом, в редеющей темноте, со двора Ивана Алексеева выехали
двое конных и крупной рысью поскакали по дороге к Казенному лесу,

x x x



Утром, за завтраком почти не ел Алешка, сидел, не подымая глаз.
Покосился хозяин подозрительно.
- Ты что не лопаешь?
- Голова болит.
Насилу дождался, пока кончится завтрак. Крадучись, прошел на гумно,
перемахнул через плетень и - рысью в контору. Ветром ворвался в комнату
политкома Синицына, хлопнул дверью и стал у порога, придерживая руками
барабанящее сердце.
- Откуда ты сорвался, Алешка?
Путаясь, рассказал Алешка про ночных гостей, про обрывки слышанного
разговора. Очкастый выслушал, не проронив ни одного слова, потом встал,
кинул Алешке ласково:
- Посиди тут...- и вышел.
С полчаса просидел Алешка в комнате очкастого. На окне сердито гудела
оса, по полу шевелились пряди солнечного света. Услышав во дворе голоса,
глянул в окно Алешка. У крыльца стояли: очкастый с двумя красноармейцами, а
в средине хозяин Иван Алексеев. Борода у него тряслась и прыгали губы:
- По злобе наговорено вам...
- А вот увидим!..
Таким еще не видел Алешка очкастого: слились на переносице брови,
из-под очков жестоко блестели глаза. Отомкнул дверь в кирпичном сарае, стал
сбоку и к Ивану Алексееву строго так:
- Заходи!..
Пригибаясь, шагнул в сарай Алешкин хозяин. Хлопнула дверь за ним.

x x x



- Ну вот гляди: так и так, потом раз, два, и гильза выбрасывается. Вот
сюда вставляется обойма...
Лязгает винтовочный затвор под рукою очкастого, смотрит он на Алешку
поверх очков и улыбается.
Вечером дегтярной лужей застыла над станицей темнота. На площади возле
церковной ограды цепью легли красноармейцы. Рядом с очкастым - Алешка. У
винтовки Алешкиной пахучий ремень и от росы вечерней потное ложе...
В полночь на краю станицы, возле кладбища, забрехала собака, потом
другая, и сразу волной ударил в уши дробный грохот копыт. Очкастый привстал
на одно колено, целясь в конец улицы, крикнул:
- Ро-о-та... пли!..
Га-а-ах! Tax! Tax! Tax!..
За оградой вспугнутое эхо скороговоркой забормотало: ах-ах-ах!..
Раз и два двинул затвором Алешка, выбросил гильзу и снова услышал
хриплое: "Рота, пли!"
В конце широкой улицы - ругань, выстрелы, лошадиный визг. Прислушался
Алешка - над головой тягуче-нудное: тю-ю-уть!..
Спустя минуту другая пуля чмокнулась в ограду на аршин повыше Алешкиной
головы, облила его брызгами кирпича. В конце улицы редкие огоньки выстрелов
и беспорядочный удаляющийся грохот лошадиных копыт.
Очкастый пружинисто вскочил на ноги, крикнул:
- За мной!..
Бежали. У Алешки во рту горечь и сушь, сердце не умещается в груди. В
конце улицы очкастый, споткнувшись об убитую лошадь, упал. Алешка, бежавший
рядом с ним, видал, как двое впереди них прыгнули через плетень и побежали
по двору. Хлопнула дверь. Громыхнула щеколда.
- Вот они! Двое забегли в хату!..- крикнул Алешка.
Очкастый, хромая на ушибленную ногу, поравнялся с Алешкой. Двор
оцепили. Красноармейцы густо легли за кладбищенской огорожей, по саду за
кустами влажной смородины; жались в канаве. Из хаты, из окон, заложенных
подушками, сначала стреляли, в промежутки между хлопающими выстрелами
слышалось хриплое матюканье и захлебывающиеся голоса, потом все смолкло.
Очкастый и Алешка лежали рядом. Перед рассветом, когда сырая темнота,
клубясь, поползла но саду, очкастый, не подымая головы, крикнул:
- Эй, вы там, сдавайтесь! А то гранату кинем!
Из хаты два выстрела. Очкастый взмахнул рукой:
- По окнам, пли!
Сухой, отчетливый залп. Еще и еще. Прячась за толстыми саманными
стенами, те двое стреляли редко, перебегая от окна к окну.
- Алешка, ты меньше меня ростом, ползи по канаве до сарая, кинешь
гранату в дверь... Иначе мы не скоро возьмем их... Вот это кольцо сдернешь и
кидай, но медли, а то убьет!..
Отвязал очкастый от пояса похожую на бутылку штуку. Алешке передал.
Изгибаясь и припадая к влажной земле, полз Алешка; сверху, над канавой, пули
косили бурьян, поливали его знобкой росою. Дополз до сарая, сдернул кольцо,
нацелился в дверь, но дверь скрипнула, дрогнула, распахнулась... Через порог
шагнули двое; передний на руках держал девчонку лет четырех, в предутренних
сумерках четко белела рубашонка холстинная, у второго изорванные казачьи
шаровары заливала кровь; стоял он, голову свесив набок, цепляясь за дверной
косяк.
- Сдаемся! Не стрелять! Дите убьете?
Увидал Алешка, как из хаты к порогу метнулась женщина, собой заслонила
девочку, с криком заламывая руки; назад оглянулся - очкастый привстал на ко-
лени, а сам белее мела; по сторонам глянул.
Понял Алешка, что ему надо делать. Зубы у Алешки большие и редкие, а у
кого зубы редкие, у того и сердце мягкое. Так говорила, бывало, Алешкина
мать. На гранату блестящую, на бутылку похожую, лег он животом, лицо
ладонями закрыл...
Но очкастый метнулся к Алешке, пинком ноги отбросил его, с перекошенным
ртом мгновенно ухватил гранату, швырнул ее в сторону. Через секунду над
садом всплеснулся огненный столб, услышал Алешка грохочущий гул, стонущий
крик очкастого и почувствован, как что-то вонюче-серное опалило ему грудь, а
на глаза навалилась густая колкая пелена.

x x x



Когда очнулся Алешка, увидал над собою зеленое - от бессонных ночей -
лицо очкастого.
Попробовал Алешка приподнять голову, но грудь обожгло болью, застонал,
засмеялся.
- Я живой... не помер...
- И не помрешь, Леня!.. Тебе помирать теперь нельзя. Вот гляди!..
В руке очкастого билет с номером, поднес к Алешкиным глазам, читает:
- Член РКСМ, Попов Алексеи... Понял, Алешка?.. На полвершка от сердца
попал тебе осколок гранаты... А теперь мы тебя вылечили, пускай твое сердце
еще постучит - на пользу рабоче-крестьянской власти.
Жмет очкастый руку Алешке, а Алешка под тусклыми, запотевшими очками
увидал то, чего никогда раньше не видал: две небольшие серебристые слезинки
и кривую, дрожащую улыбку.

1925

---

120 сонет

That you were once unkind befriends me now,
And for that sorrow which I then did feel
Needs must I under my transgression bow,
Unless my nerves were brass or hammered steel.
For if you were by my unkindness shaken
As I by yours, y'have passed a hell of time,
And I, a tyrant, have no leisure taken
To weigh how once I suffered in your crime.
О that our night of woe might have rememb'red
My deepest sense, how hard true sorrow hits,
And soon to you, as you to me then, tend'red
The humble salve, which wounded bosoms fits!
But that your trespass now becomes a fee;
Mine ransoms yours, and yours must ransom me.

переводы

Перевод Владимира Микушевича
----------

Запятнанный проступками шальными,
Введенный в заблуждение судьбой,
Не хвастаюсь я нервами стальными
Под бременем вины перед тобой.
Пусть нанести посмел тебе я рану,
Напомнить и в аду тебе позволь,
Как тяжело терять покой тирану,
Как больно причиняющему боль.
Ночь нашего взаимного страданья
Попробуй вспомни, но смотри не сглазь
Врачующего самообладанья,
Для наших ран готовящего мазь.
Друг друга мы заставили страдать.
Для нас обоих в этом благодать.

----------
Перевод С.И. Турухтанова
----------

C твоим непостоянством примирен,
Я не забыл, в какой я был печали,
И тоже повинюсь в грехе своем,
Поскольку, все же, сделан не из стали.

Коль я тебя потряс изменой, друг,
Как ты меня, сей ад я понимаю,
А то мне было вспомнить недосуг,
Как ты меня измучил, предавая!

Ночь наших бед напомнила невольно,
Как сильно пострадал я от обид;
И я, как ты, когда мне было больно,
Раскаяньем помажу, где болит.

Деньгами стал проступок твой забытый:
Ты платишь мне, а я - тебе. Мы квиты.


----------
Перевод А.М. Финкеля
----------

Я не ропщу, что от тебя пришлось
Принять мне столько скорби и печали,
Что я согнулся, изнемог от слез -
Ведь не из меди нервы, не из стали.
И если так же от обид моих
Страдал и ты, - нет горшего страданья.
А для себя я даже не постиг,
Как были глубоки мои терзанья.
О почему печали нашей мрак
Нам не дал вспомнить горечь отчужденья?
И почему замедлили мы так
Друг другу принести бальзам смиренья?
Былых ошибок в сердце не храня,
Как я тебя, так ты прости меня.

---

осеннее солнце в объективе зенита

я тут проявил пленку мудак отнес в магазин пленочк уи отдал денюжку
не прошло и года! где-то сентябрь-октябрь 2011
не ждите фокуса, его почти нет. да и кадров эмн.. мало вообще, пленка была рассчитана на 12 кадров, получилось где-то 7.
самые адекватные:



фотоаппарат советский, пленочный, зенит ет
объектив - helios 44-m-7, не родной, кажется

p.s. осталось отснять пленку на киеве и отнести её. не знаю, где достать деньги на оцифровку, проявка-то там бесплатная.

@темы: ♥, из жизни психа, зенитка

---

нагло стащено, но... ОКНО ЖЕ!!


ТО САМОЕ.

@темы: омг,омг, оно движется, В ОКНО

---

счастьелюбовьслезы
спасибо, Лиля, за картинку т.т

---

-как тебе больше нравится: когда я грубая или когда я нежная?
-когда ты.

---

12.01.2012 в 03:23

Пишет  zephyrianBoom:


для  Рыжий Ли.
Блейн художник. не удержался и пририсовал Курта





что же ты делаешь, чудесный Лохматый т.т

@темы: ♥, Klaine

---

таки да.

10.01.2012 в 02:03

Пишет  Дакота Блейнокот:

день перепостов продолжается.
сей перепост свидетельствует о том, что Дакота любит Роба. а вы и не знали.

09.01.2012 в 23:45

Пишет  le roi soleil.:

первый раз в жизни, когда мне хочется подойти и обнять паттинсона.

Robert Pattinson:
“If you find a girl who reads, keep her close. When you find her up at 2 AM clutching a book to her chest and weeping, make her a cup of tea and hold her. You may lose her for a couple of hours but she will always come back to you. She’ll talk as if the characters in the book are real, because for a while, they always are. Date a girl who reads because you deserve it. You deserve a girl who can give you the most colorful life imaginable. If you can only give her monotony, and stale hours and half-baked proposals, then you’re better off alone. If you want the world and the worlds beyond it, date a girl who reads.”

---

великий герой и чудесный студент Хогвартса.
rip

@темы: ♥, омг,омг, оно движется

---

вы тоже не понимаете, ка кэтого бровастого в растянутой водолазке можно любить? а ведь можно

@темы: ♥, Darren Criss, омг,омг, оно движется